Все дороги ведут в небеса сквозь самую темную ночь
кровостокодеваться в черное. плакать черным. это так по-бабьи - и так по-вдовьи. все-то разное с ней у нас, кроме цвета глаз, но мои - оленьи, ее - коровьи. ну зажми мне рот чем-нибудь, давай, перекрой невидимый кровосток, а не можешь губами - хотя бы дай, черт с ним, свой носовой платок. ты не знаешь, как я до тебя жадна, я бы выпила, съела тебя одна, я б зажмурясь вылакала до дна, под язык, подкожно и внутривенно, беспощадно, яростно, откровенно. только, видно, третий закон ньютона чтим тобой превыше других законов, и поэтому с равной ответной силой ты всегда стремишься к чужому лону, и кого-то еще называешь милой, и целуешь чьи-то глаза коровьи, а мои уже заливает кровью, я не знаю, чем закрыть эту рану, я не знаю, сколько еще осталось. я, наверно, слишком рано сломалась. я, наверно, больше уже не встану. я, наверно, стану бескровной куклой - белый воск, шелка и холодный бисер - или просто вся распадусь на буквы бесконечных этих надрывных писем, что летят, летят, как стрела без цели, всё летят, сливаясь с лазурной высью, в изумительные акварели, между звезд летят и планет, конечно, и других прекрасных небесных тел, всё летят - и это продлится вечно. ну а ты - слезай. прилетел.
Не позволяй мнеНе позволяй мне увлечь тебя перепиской. Даже если ты не напишешь в ответ ни строчки. Просто не позволяй себе открывать мои письма. Знаешь, что сделают с тобой мои слова?.. Они будут жечь тебя. Ты будешь перечитывать их снова и снова, и каждый раз они будут тебя жечь. Представь, сегодня мне приснилось, что во мне завелись голубые гусеницы, тонкие, изгибистые, рогатые. Мой дом был во влажном саду, где каждый лист горячо дышал под солнцем. Четыре квадратных таблетки на ночь, и одеяло ласкает, как живое. Не позволяй мне. Однажды в письме я пришлю тебе бомбу, которая разорвет твое сердце и забьет осколками мозг. Между строк, между слов, между букв - мои письма наполнены двадцать пятыми кадрами; сегодня мне снились туманные низины, и огромные светляки с глазами, как вишни, и пронзительные цикады, обступающие муслиновый полог со всех сторон. А самое главное, не позволяй мне давать тебе имена. Как только я назову тебя именем, которым никто никогда тебя не звал, от тебя отделится тонкая, невидимая оболочка, и сделает шаг мне навстречу. Она заживет своей жизнью, жизнью, которую я вдохну в нее, и будет жить на моих страницах, и я буду ею владеть. Я поведу ее тайными тропами, туда, где дрожат полураскрытые винные цветы, я наполню ее вены гранатовым соком, а ты будешь изнывать от жажды над моими письмами, читая их снова и снова. Знаешь, что там, в моих письмах, в прозрачных конвертах, там спороносная язва и голубые гусеницы, которые станут сладко грызть тебя изнутри. И сейчас, в самый миг, когда эти слова проступают на сетчатке твоих глаз, ты молчишь и почти не дышишь, потому что ты опоздал. Ты уже мне позволил. Видишь, как летит на пол керосиновая лампа, как в лопнувшем стекле пляшет живой огонь. Здесь и сейчас, на огненном поле, мы станем жалить друг друга вновь обретенной любовью, как обезумевшие скорпионы. Настоящая она или нет - ты не узнаешь; тебе не попробовать ее на зуб, не уложить под ультрафиолет, не разглядеть водяные знаки. Здесь и сейчас зеркала текут амальгамой, меняя местами меня, тебя и наши отражения, и повсюду раскинуты беспроводные сети, разбросаны битые байты, и я маню тебя раздвоенным языком Си плюс плюс всё, что угодно. Протяни мне мизинец в знак примирения с потерей реальности, и я окуну его в теплый мёд; ты увидишь, как чудесно засыпать обманутым, когда мои слова звучат в голове смеющимся эхом.
***Надкусывает полная луна
Фигурный пряник Рижского вокзала,
И ночь ещё не выпита до дна,
И, вкусно так хрустя снежком подталым,
Отчаливает позднее такси
Под хохот подгулявших пассажиров…
Не бойся за мою картину мира,
Она не рушится, а просто - так висит,
Прибитая за самый уголок
Гвоздём железным логики лукавой.
Не беспокойся обо мне, дружок
Не беспокойся обо мне, неправой.
Ещё чуть-чуть - и вывезет меня
Куда-нибудь моя кривая рельса,
И из говна - простите, из огня -
Восстану я, как роза Парацельса.
***Ну беги, вылизывай по чужим берлогам четверых своих медвежат. Ты и так прочел по губам слишком много, не смотри, как они дрожат. Не смотри, как ревность зеленой желчью заливает мое лицо. Не смотри, как я ненавижу женщин. Будь отцом. По сравнению с этим великим делом остальное - просто фуфло. Не смотри, как взглядом остекленелым провожаю через стекло. У тебя глаза - как плоды паслёна, как подтаявший шоколад. Я сегодня встретила почтальона, он принес мне повестку в ад. Голос твой в телефонной трубке обжигает меня, как плеть. Почтальон сказал мне: идем, голубка, здесь немыслимо уцелеть. Соглашайся, мол, не предложат дважды, мол, нежнее огонь в аду, и не будет такой беспощадной жажды там, куда я тебя веду. А у тебя глаза - будто жженый сахар, смотрят так, что саднит во рту. Мне б послать почтальона с повесткой нахер, но и здесь мне невмоготу. Ну может, всё-таки не сегодня. …
Не позволяй мнеНе позволяй мне увлечь тебя перепиской. Даже если ты не напишешь в ответ ни строчки. Просто не позволяй себе открывать мои письма. Знаешь, что сделают с тобой мои слова?.. Они будут жечь тебя. Ты будешь перечитывать их снова и снова, и каждый раз они будут тебя жечь. Представь, сегодня мне приснилось, что во мне завелись голубые гусеницы, тонкие, изгибистые, рогатые. Мой дом был во влажном саду, где каждый лист горячо дышал под солнцем. Четыре квадратных таблетки на ночь, и одеяло ласкает, как живое. Не позволяй мне. Однажды в письме я пришлю тебе бомбу, которая разорвет твое сердце и забьет осколками мозг. Между строк, между слов, между букв - мои письма наполнены двадцать пятыми кадрами; сегодня мне снились туманные низины, и огромные светляки с глазами, как вишни, и пронзительные цикады, обступающие муслиновый полог со всех сторон. А самое главное, не позволяй мне давать тебе имена. Как только я назову тебя именем, которым никто никогда тебя не звал, от тебя отделится тонкая, невидимая оболочка, и сделает шаг мне навстречу. Она заживет своей жизнью, жизнью, которую я вдохну в нее, и будет жить на моих страницах, и я буду ею владеть. Я поведу ее тайными тропами, туда, где дрожат полураскрытые винные цветы, я наполню ее вены гранатовым соком, а ты будешь изнывать от жажды над моими письмами, читая их снова и снова. Знаешь, что там, в моих письмах, в прозрачных конвертах, там спороносная язва и голубые гусеницы, которые станут сладко грызть тебя изнутри. И сейчас, в самый миг, когда эти слова проступают на сетчатке твоих глаз, ты молчишь и почти не дышишь, потому что ты опоздал. Ты уже мне позволил. Видишь, как летит на пол керосиновая лампа, как в лопнувшем стекле пляшет живой огонь. Здесь и сейчас, на огненном поле, мы станем жалить друг друга вновь обретенной любовью, как обезумевшие скорпионы. Настоящая она или нет - ты не узнаешь; тебе не попробовать ее на зуб, не уложить под ультрафиолет, не разглядеть водяные знаки. Здесь и сейчас зеркала текут амальгамой, меняя местами меня, тебя и наши отражения, и повсюду раскинуты беспроводные сети, разбросаны битые байты, и я маню тебя раздвоенным языком Си плюс плюс всё, что угодно. Протяни мне мизинец в знак примирения с потерей реальности, и я окуну его в теплый мёд; ты увидишь, как чудесно засыпать обманутым, когда мои слова звучат в голове смеющимся эхом.
***Надкусывает полная луна
Фигурный пряник Рижского вокзала,
И ночь ещё не выпита до дна,
И, вкусно так хрустя снежком подталым,
Отчаливает позднее такси
Под хохот подгулявших пассажиров…
Не бойся за мою картину мира,
Она не рушится, а просто - так висит,
Прибитая за самый уголок
Гвоздём железным логики лукавой.
Не беспокойся обо мне, дружок
Не беспокойся обо мне, неправой.
Ещё чуть-чуть - и вывезет меня
Куда-нибудь моя кривая рельса,
И из говна - простите, из огня -
Восстану я, как роза Парацельса.
***Ну беги, вылизывай по чужим берлогам четверых своих медвежат. Ты и так прочел по губам слишком много, не смотри, как они дрожат. Не смотри, как ревность зеленой желчью заливает мое лицо. Не смотри, как я ненавижу женщин. Будь отцом. По сравнению с этим великим делом остальное - просто фуфло. Не смотри, как взглядом остекленелым провожаю через стекло. У тебя глаза - как плоды паслёна, как подтаявший шоколад. Я сегодня встретила почтальона, он принес мне повестку в ад. Голос твой в телефонной трубке обжигает меня, как плеть. Почтальон сказал мне: идем, голубка, здесь немыслимо уцелеть. Соглашайся, мол, не предложат дважды, мол, нежнее огонь в аду, и не будет такой беспощадной жажды там, куда я тебя веду. А у тебя глаза - будто жженый сахар, смотрят так, что саднит во рту. Мне б послать почтальона с повесткой нахер, но и здесь мне невмоготу. Ну может, всё-таки не сегодня. …